Спортсмен, наверное...

Совсем лето. Погода – о! Не ноль, а ого-го! Вокруг на сто километров никого. Комара почти нет, лёгкий ветерок - благодать. Сидим втроём на берегу речки в полном неглиже, в трусах то есть. Сделали себе панамки… Ловим, так сказать, не спеша рыбку, хотя на кой ляд она нужна в таких количествах? Ну, в общем, устроили себе курортную зону. И вдруг на тебе: из-за поворота на полном пару выныривают туристы-байдарышники, покорители горных речек. Спортсмены. И так вёслами наяривают: слева, справа, слева, справа. О-оох – выдохнули мы. Ещё бы: в полном боевом снаряжении на трёхместных байдарках, человек десять. Тогда: эге, - подумали мы. Ведь мы что, поплавки так задумчиво поводили по воде, обмундирование, то есть плавки, подсмыкнули и сидим. Ждём. Ждать – это всегда самое трудное! Когда первый байдарышник заметил нас из-под надвздёрнутого весла, то тут же это весло на замахе и выронил. Глаза выкатил, бедный. Мы вида не подаём, заняты – рыбу как никак отлавливаем. Пока два его товарища переводили взгляд с него на нас, и вторая байдарка столкнулась с первой, весло унесло по реке уже капитально. Они даже не знали, бедные, как реагировать, так и волокло их сцепленных вниз… Туристы. Но потом очухались, совет устроили, тычут в нас пальцами, размахивают руками. Я хотел было, поначалу, помахать им дружелюбно ручкой, но… Потом чтой-то передумал, не сторонник я резких движений. Устали они размахивать руками, совещаться то есть и высадились на противоположный берег, метров двести ниже нас. И вот что забавно, выбрались они на травку, построились в шеренгу, руки приложили козырьками ко лбу и давай нас разглядывать. Словно мы йети какие. Один даже бинокль достал… Ногу вперёд выставил и шастает по нам линзами. Неужели похожи? Хотя не знаю, бывают ли йети в трусах? В общем, так и не решились они к нам подойти по реке. Постояли, постояли, сфотографировали и через пару часов снялись.

Слабаки. Разве это спортсмены! Вот мы как-то, я помню поспортсменились… Было это уже в ту пору, когда я старшим стал в отряде. Прислали мне трёх новеньких. Работничков… Один парень пришёл из десантников, двое других из зоны до срока вышли. Ну, давай их обкатывать, что и как. И пошёл я с ними в маршрут, ох как пошёл! Двадцать пять километров в одну сторону, двадцать пять в обратную с рюкзачками не на байдарках, а на своём горбу. Ну они, понятное дело, понимают, что я на них посмотреть в деле хочу и грязью в лицо не хотят ударить. Зырят на меня татуированные зэки, уставился десантник и дружно давят смешок, - «ну что, товарищ начальник» посмотрим кто кого? Да мне неудобно смотреть, они меня на голову все выше и всё же, - ну поглядим, - говорю, - кто кого переработает. Вижу, как один другого в бок толкает и ёрничает: «спортсмен наверное». Плавали – знаем. Ну что рассказывать: бодренько так прошли весь участок, вешки проставили, замеры сделали прибором... Интересная штука, чтобы его в рабочее состояние привести, надо полторы-две минуты раскачивать, ручки всякие крутить, чтобы пружины кварцевые вошли в резонанс и только после этого можно делать замеры. Потом до следующей точки - и всё сначала. Ну так вот: сдали мои сподвижники на обратном пути. Вначале зеки, через каждые двадцать минут стали проситься покурить, поотстали, «мы нагоним», потом и парнишка «ногу натёр». А ведь прибор нёс я… Вернулся, обед всем сготовил, мясо успел на просушку организовать, дровишками побаловался… через несколько часов подошли и мои. Парнишка, сияя улыбкой, даром, что не поклонясь, пожал мне руку: «силён, как чёрт, силён», а зеки, те и вообще только поздно вечером объявились, ничего не сказали, так всё больше сплёвывали. Они у нас впоследствии и не удержались, отряд – это штука сложная: нам вместе долго жить, хлеб и километры делить на всех, не так всё просто, тут доверие нужно. А десантник, парень оказался толковый, не раз меня потом жизнь с ним сводила – раскрылся человек, и какой!

В связи с ним, ещё один случай. Отработали мы как-то задачу и остановились в Туруханске на постой. Разместились кто где, жильём нас конечно не обеспечили – ищите сами. Но, какой никакой, а всё же город! В магазинах ничего, конечно, нет, что есть - всё по карточкам, а что нужно, то дорого… Ну да мы всё равно по молодости-то шикуем. Не хватает острых впечатлений что ли? Короче: засели в каком-то кафе, наслаждаемся жизнью. Женщин танцуем… Дикие, да и молодые, что, в общем-то, одно и то же, что с нас взять? В общем - загулял я. Не заметил, как двое наших, из отряда, ушли и остался я один, увлёкся. Ну и подбредают ко мне трое местных заправил, узкоглазых, руки за отворот и хорошо поставленными голосами, дребезжаще так интересуются, почему у них не спросил, с кем можно танцы разводить. Смотрю, народ за соседним столиком отодвигается и примолкает. Я, моментально трезвея, оцениваю обстановку. Пока они что-то там шумят и заводятся, проглядел, что у дверей тоже стоят трое и простреливают глазами проход в нашу сторону. Понятно, назревает, так сказать, трудовой, классовый конфликт, собрались меня учить уму-разуму поселенцы. Нехорошо. Ну и поделом тебе, - думаю. Поделом-то поделом, самоукорением потом займёшься, а выбираться из передряги как-то надо. И никого из наших… Эх жизнь! «Ладно, - говорю, - мужики, обсудим. Но здесь как-то душно, может на воздух выйдем?»
Повели меня разговоры разговаривать за город, на Енисей. Там тихо, безлюдно. Что делать, ума не приложу. Дело принимает оборот. И тут я вспомнил, что десантник наш, как только прилетели, смеясь мне докладывал, что нашел, мол, для нас гостиницу на берегу реки, лучше и не бывает: эксклюзивные номера. Мысль заработала, восстанавливаю в памяти тот разговор. Река… А! Так ведь это «баржа полузатопленная, сразу за городом». Так ведь это где-то здесь. Ага! Точно, вон она виднеется у пирса… Только бы он был «дома»! Я опускаю голову и сворачиваю в сторону пирса. А «друзьям» моим всё это хождение по свежему воздуху уже порядком поднадоело, столько трудов и всё никак кости не размять. И один из них, самый горячий хватанул меня за куртку и на развороте осторожно пристроил под кадык финку: «Ну что ты там извинялся?» Я осторожно поднимаю руки, успокаиваю, мол, недоразумение вышло, сейчас объясню, а сам думаю, как бы мне до баржи дотянуться. А тот не унимается: «Мужики, смотрите, кажется мальчик не виноват, может отпустим его?» Те гогочут, хоть какое-то развлечение. А я думаю, эх дружок, кабы ты не держал стило у горла, мы бы ещё посмотрели с какой стороны яблоко надкушивают. Не люблю грубость. Тот, словно меня услышал, обернулся к своим, мол, каково, и тут же получил от меня между ног в деликатное место. Пока он садился, я, как в лихорадке, поднимаю камень и, заикаясь говорю: «ребята д-давайте разойдёмся». Ну, прямо кот Леопольд. Отвлёкся - тут же кто-то охолонил меня чем-то по голове. И вслед за этим сразу раздался выстрел… Все замерли. Да и я, надо сказать, лежу себе, отдыхаю. Эхо еще, наверное, догуливало, когда гремя сапожищами с баржи спрыгивает Серёга и, потрясая винтовкой, шлёпает прямо по мелкой воде в мою сторону. Тяжело бежит и орёт: «ста-яать!» На это слово люди обычно реагируют одинаково, и этот раз не стал исключением: все дружно рванули в разные стороны.
Оказывается, пока я там вспоминал, где ночевать собирался, Серёга их уже на прицел взял. Остальное понятно. Интересно другое: на следующий день приходят в полном составе наши вчерашние «друзья» и извиняются! На самом деле! Деликатно так: «как ваша голова, после вчерашнего?» Рыбу дорогую с собой принесли, вина… Посидели, погутарили, воспитанные оказались. Силу уважают наверное. Но это как-то по-звериному, я по-человечески - дружбу уважаю.

Молодые, да глупые. Мёд, водка и курево.

Да и не такое бывало. Геройствовали по-разному. Вот такую историю, например, ещё помню.
Сидим как-то у костра, языки чешем от безделья. Подходит к нам старичёк-лесовичёк, пасечник. Помялся немного, присел с нами у на брёвнышко у костра, покурил и, собсно, изложил зачем пришёл:
- Мужики, - говорит, - подсобите. Совсем извёл меня медведь. Что ни день, то уносит у меня улейку! Я сторожу, сторожу, а всё одно…
Мы охотники-то бывалые, много видали поперевидывали переглянулись, мол, а сам то что... Он, заметив это, замялся:
- Ну, ружьё у меня старенькое, уж не знаю и стреляет ли, постарше меня будет. Да и какой из меня теперь охотник?.. Так… - А потом, словно бы спохватившись, дюже испугавшись нашего отказа, торопливо заныл: - Весь мёд съест зверюга, подсобите. Ну, подпугните хотя бы, а?»
- Ионыч, (так меня звали в отряде), это к тебе!
- Ась? – я так плечами переклинил, мол, что это за охота, то ли дело тигр…
- Съезди, помоги мужичку. А он нам, небось, чем поможет! Эй, дедуль, мёду то дашь?
- Да конечно, конечно. Возьмёте сколько возьмёте.

Короче, поехал. Не буду долго пересказывать, устроил я засаду и на второй день ночёвки убил медведя. Он оказался большим и старым. Шкура у них летом и так особенная, бестолковая, а тут и вовсе облезлая, пустая. Да, зверь старый, я это сразу понял, только в пасть заглянул, а там все клыки стёрлись, одни пеньки и остались. Он, видать, пищу-то себе добывать уже не может, вот и повадился за медком, бедняга... Ну что делать - освежевал, возьму хоть шкуру с собой и то - трофей. Тут и моя команда бригантины явилась на газике. Верно, думаю, почуяла запах спиртного! И точно, старик, щедрый на благодарность налил ведёрко мёда и ведёрко браги. Ну, мы там это ведёрко на месте за ночь вместе со старичком и опростоволосили. Здоровье было. А на утро он нам в дорогу ещё одно нацедил, да, было. Может у него там подпольных цех был, хрен его знает? В общем надо обратно. Обратной дороги-то километра полтора, два по лесной дороге на газике. Но весь экипаж, включая капитана, то есть меня, главного заводилы в ноль. Старая, как мир мечта пьяницы: первое - чтобы лёжа; второе - и в рот затекало! Вот мы как раз в том состоянии! Но старичок, нас уже выпроваживает, понимает, что чем скорее тем лучше, усаживает в кузов, а в ноги ставит наше ведёрко мёда, литров двенадцать ведёрко, и такое же ещё одно – браги - опохмелон. А мы уже ни-ни её и видеть не могём. Уж не знаю, как и сели. А там, в кузове две лавочки одна напротив другой, под ногами щебёнка какая-то, щепки, дрова, рванина безнадёжная, словом ни лечь ни встать! Уж не знаю как сели, едва прислонившись друг к дружке, тут же разваливаемся, ни одной фигуры не выдерживаем. И вот ты представляешь, довозят нас, петляя лесными дорогами до дому, заглядывают местные вместе с шоферюгой в кузов, а там… Мёд вытек, брага есесно тоже, всё это так основательно перемешалось со щепой, песком мазутом и… во всём этом безобразии вповалку спим мы! При полном параде, в спецовке, москитниках, ну и всяком том. Сказка!
Как-то утром отмылись, отъегорилсь. А что, ясно дело опохмелиться тянет после таких-то подвигов! Да, а шкуру мы успели в холодный ключ положить, чтоб отмокала и не протухла шкура-то. Ну и решили мы в деревню за опохмелоном скататься, продать там шкуру и… Делим шкуру неубитого медведя – что купим и как снова напьёмся… Ну понятно. До деревни километров пятьдесят… Мы грузимся в наш едва отмытый, но всё ещё пахнущий смешанным пойло многострадальный газик и вперёд. Приезжаем в деревню. Сообразиловка заработала, надо ведь! Однако, там прошли, тут спросили – везде отшили! Не нужна никому шкура! Ещё бы старая, облезлая, что с ней делать. Однако на самой окраине нашли старуху, которая со слепу обрадовалась и засуетилась: «Возьму сынки. Я её тут в прихожей постелю, она мне как раз будет. Ой, угодили, сынки! В самый раз! Ой, спасибочки, приезжайте ещё, я вас накормлю напою! В самый раз». Ну будет так будет. Мы шкуру свою ещё понахвалили, порасписали, в раж вошли, самогонки сцедили и обратно, пока она не передумала.
На утро… Коли уж пошла такая пьянка, то против зова природы… ничего уже тут не попишешь! Головы продрали спросонья, проблема он-дна: Где достать? Вопрос подстать «быть или не…» На что бы ещё такое обменять столь необходимый нам для выживания продукт? Что он необходим, ясно всем, на что обменять – придумать трудно, как лыко связать. Нашли несколько банок тушёнки. Что она потребуется позже нам, такого вопроса, конечно, на повестке дня не стояло. А вот какой вопрос стоял, так это кому сей дефицитный товар сбагрить. Бывает, редко, но бывает такое - всю деревню обойдёшь, вот вчера например почти так, а она, как никак местная цивилизация, а опохмелиться не найдёшь – беда. Ничего не поделаешь, пошли к той же самой старухе... Звала же в гости, «накормить, напоить», ну мы, припомнив это и упирая на последнее поволоклись. А она нас уже поджидает… «Ребятки, мне, - говорит, - эта шкура совсем не к чему! Заберите её у меня!» Ну, а мы немного соображая, двинаем вперёд своими банками и ответствуем: «а нам она и подавно не к не чему. Мы обратно не меняем»! Мы мол пришли презентовать вам бабуся банки дефицитной тушёнки в скромной, мол, надежде получить на поддержку… А она как привязалась – забирайте и всё! Мы всё так поясняем, что нам тоже не нужна, и всё тут и точка. А она говорит: «да вы забирайте её от меня, я вам так налью!» Вот это да! Ай да бабуся, костяные буси! Мы ей на радостях вываливаем тушёнку, бутыли в рюкзак и домой! Шкуру, там прямо за деревней и выбросили в кусты.
Трудно без водки.

Да это что… Без водки ладно, всё-таки можно, а вот без курева!.. Организовалась как-то, на следующий год очередная экспедиция. Снова копать траншеи на пробы грунта, знакомое дело, да и геофизическая разведка. Собрались. Молодые, горячие, быстрые на подъём. Частично закинул нас в тайгу вездеход, сколько смог, а дальше мол, сами… А дальше сами по огромному, на десятки километров болоту, марь, называется. Тяжело, вязко, да и опасно. Идём, едва ли не подпрыгиваем. В полной оснастке: за плечами рюкзаки домиком, железки оборудования: катушки с проводом – полтора километра, восемнадцать килограмм веса, электроды, в общем, достаточно чтобы через пять-десять километров вымотать последнего. Вымотались. Передохнули и снова. Снова вымотались. Разбили палатку, переночевали, перекусили и снова…И так много раз. Надо ли говорить, что чуть, что встретится по дороге – неизменно вызывает у нас повышенный интерес.
Долго ли коротко, засекли мы на заболоченной местности ягодки. Крупная, голубоватая такая ягодка и целое болотное поле! Помаялись мы немного на краю, пооблизывались, но не рискнули. Обидно, конечно – целая кладовка под носом варенья, да всё мимо рыла. Однако дальше, стала нам эта ягода попадаться всё чаще и чаще в доступных местах, а потом и тем паче, вовсе нашли мы ходовую тропку в болото и полакомились, так полакомились, что опустошили целую поляну, вот радость-то.
Неопытные были, самоуверенные по колено… Через пару часов – бац – один поотстал. Говорит, - «идите, я догоню». Потом другой... Потом ещё двое, а потом сообразили, что все дружно просели расстроенным желудком на этой самой симпатичной и милой ягодке. Несколько дней в норму возвращались. Экспедиция тоже мне… Никуда нас не сдвинешь, ничего не сделаешь – сиди и жди.
Ну ладно, добрались до точки. Точка конечно не точка – островок, наверное, километр на полтора посреди мари, плотно заросший дубняком. Работаем помаленьку, втянулись в ритм, особо никуда не торопимся, но так и вроде за троих шпарим – молодые. Эх-хе. А там, что: просеку рубишь по сетке, идёшь катушку разматываешь и электроды втыкаешь. На проводке клеммы, к ним-то и подсоединяешь электроды. Потом всё прозванивают, снимают сигнал и составляют диаграмму аномалий в этой зоне. Любопытное, кстати оказалось это местечко! Выкопали траншеи огромадные, а до скальной породы не дошли… Что такое! Весь «островок» сеткой поделили и нигде ничего!.. Но вот, что интересно: везде попадаются странные шары, ровные, гладкие, но достаточно лёгкие, словно бы обожженная глина и пустые внутри. Любые: и маленькие с яблоко и большие, как наверное ядра, даже с арбуз. Мы эти ядра приспособили. Пепельницы из нарезаем, из больших, собакам миски вырубили, то-то им приятно с такой посудины лакать, хвосты позадирали. Потом разобрались геофизики, что ядра эти глиняные, оказались вулканического происхождения. Ну ладно.
Раз, наверное, в месяц должен был прийти вездеход. Но вот, уже недели две как не пришёл, с продуктами напряжёнка, ещё две, как обещался… Что такое? Узлом вяжем банку сгущёнки, выскабливаем, тушёнки нет давно. На ягоду, однако, никто не смотрит – какие-то неприятные ассоциации, что ли. Ничего скоро полезем на болото. Подножный корм? Охотиться можно было бы, да нет возможности, да и живности нет, не на лягушек же, в самом деле…Связываемся с базой по рации и в который раз поём СОС, а там хоть бы хны – «нет вездехода, нет возможности, но делаем всё возможное». Эх, злость берёт! Еда – хрен с ней, протянем, но вот курево – без этого никак, хоть вешайся! Крутим еловые самокрутки – экспериментируем… Наконец, с базы «звоночек» - выходит завтра вездеход-болотник, ждите. Ждёмс, постукивая зубками – голодно, холодно и не покурить, понервничать от всей широкой души, накопилось. Ночь ждём, утро ждём, день ждём, ночь… Наконец с базы ещё один «звоночек» - вернулся на базу водитель вездехода… «Только, - говорит, - отошёл километров пять, сел на пузо в болоте - вездеходу конец. Вот такие дела. Хотите, - говорит, - добирайтесь до него сами, навстречу, продукты все остались там». «Как навстречу, если это, наверное, километров пятьдесят по болотам, да и если там вездеход сел?» «Не знаю. Только другой возможности ближайшие две недели у вас не будет». Вот так.
Пошли. Вчетвером, самые сильные. Да, вчетвером, налегке, только с рюкзаками, да шестами, да с парой ружей. Э-эх, прогуляемся! И вот, гуляем уже много часов подряд, а куда идём, насколько точно, или лучше, насколько неточно, выходим на вездеход и болото в котором он, кто ж его знает… Потом, как-то местность изменилась… Лужи да лужи, но вода чистая. Наступил в одну такую лужу и… весь ушёл под воду! Целиком, сразу - в болотниках, с ружьём и рюкзаком на плечах! Вижу сквозь чистую воду, вверху небо и даже «мама», сказать не могу напоследок. Вот такие дела. А так получилось, что мы порядочно растянулись и впереди идущий просто не услышал, как я «хлюпнул» под воду, а позади идущий, видел среди кочек, ну просто гораздо больше: «был, а теперь нет». Пока сообразил… Однако именно он вытянул за ружьё! Вот ведь как, спасло меня ружьё. На двух лямках прочно за спиной сидело и торчало над головой - дубиной. И тут только последний, самый уставший подходит… Я ему говорю: «нельзя так растягиваться, па-анимаешь – нельзя»! А, он подходит и не может сдержаться, смех его разбирает: «Ионыч, ты что мокрый-то, провалился что ля?» В обще ля-ля! А я вижу, что он идёт точно по моему следу и в ту же лужу – о-оп! Ну, схватили, конечно, тут же… Греться, сушиться, естественно негде, кругом длиннющее болото…
В общем и дошли и нашли. Забрались в кузов, ящики вскрыли, сразу несколько штук и курить, курить, курить. Всё остальное неважно.

Русский Вергилий

Якутия, первый мой сезон. Посёлок назывался, да, наверное, и называется «Усть-Мая», центральная и, похоже, единственная улица. Вдали река Алдан – вот это вам скажу река так река, на всю жизнь запала она мне в душу – просторная, мощная! Собственно Усть-Мая – это всего-навсего одна из крупных её поселковых пристаней. Но, кроме того, это место дислокации нашей экспедиции! Так что всё серьёзно. Я - радист, станция наша притулилась в старом, заброшенном военкомате. Все остальные кто где. Потихонечку освоились.
То, да сё, несу радио вахту, время летит… – проходит две недели. Собрались как-то в лес за грибами, разнообразить моцион, да и так, вообще посмотреть, что к чему. После дневной связи с базой, вдвоём с «капитаном» отправились шляпки по лесу ловить. - Капитан? Длинная история, за что его таким прозвищем наградили, но, в общем, скорешились мы с ним. И сколько мы с ним потом ещё работали вместе, о! Тогда только всё начиналось. «Это, - говорит, - большая честь для меня сэр, идти с вами по грибы, по ягоды, как никак с главным и единственным радистом! Смейся, смейся, думаю, может оно так и окажется. И при этом он всё так серьёзно говорит, что не поймёшь, какую думку про себя волочит, как к нему относиться. Ну, в общем, идём. Хорошо в лесу! Накануне дождичек прошёл, так всё блестит, поигрывает, переливается. Сколько раз вижу всё это, но всё время удивляюсь: какая же всё-таки тут природа открытая и чистая - не налюбуешься! М-да... Пока я так наслаждался, у капитана грибов набралось, что у генерала орденов, да всё элитные, а у меня, всё так, медали - второй сорт. Обидно, думаю, что я грибы собирать не умею! А он всё так, с усмешкой, после очередного «беляка» переспрашивает: «как, грибов хватит, радист?» «Нет, - говорю, сегодня он под моим, поварским руководством, - не отлынивай, надо больше, может быть замаринуем, а то и засушим. Команду закуской обеспечим. А потом, - говорю, - что ты всё здесь режешь, на окраине, надо вглубь леса идти, там, ясное дело, грибы лучше! О, там наверное такое найти можно!.. Вот я однажды…» Ну, в общем, грибов набрали с избытком, а впечатлений и тем паче….
- Ну, так что радист, домой? Ты как?
- Я – нет. Давай, двигай, я скоро.
- Скоро, так скоро, - ответил он мне подмигивая. – Но только смотри дочка далеко от дома не отходи!
- Да ладно кап. Я такие грибы принесу – закачаешься!
- Ладно, ладно.
Повернулся он, и через мгновение, словно исчез, только ветка колышется. Да, легко он в лесу. Пошёл дальше один. Этаким прогулочным шагом накручиваю километраж, а ходок я вам скажу из меня очень даже ничего, не то, что грибник. Это у меня наследственное, ещё отец правильно ходить научил. Десятками километров, ровно, не нарушая дыхание… Сколько раз меня эта выносливость потом выручала – не сосчитать. Ну ладно, это при случае. Гриб там, гриб здесь – всё интересно, да и грибки то такие, я вам скажу не слабые! Удивлю, думаю, всё-таки, ну пусть не орденской планкой, но, скажем, полным набором георгиевских крестов! Ох, они у меня ещё попляшут! Всё думаете так, радист мол, мальчик - новенький. Нет, мы ещё посмотрим. Последнее слово ещё будет за мной: знай, мол, наше племя! Иду, удивляюсь: там деревце в два обхвата, там птичка какая незнакомая, видать сердится на не званных гостей, может гнездо? Помню, всё искал я тогда рыжую белую куропатку. Да-да. Зовётся то она белой, но на самом деле, летом она с таким красно-рыжим отливом. Вот и получается рыжая, белая куропатка. Много раз слышал, но ведь, думаю, пора и один раз увидеть… М-да, лес. Вообще то говоря, чтобы не сложилось неправильного представления - лес этот не совсем лес. Или, точнее, не совсем то, что мы называем лесом. Более или менее густой, как этот - это, как правило, в долине какой нибудь реки. А так, не лес, лесотундра, а это всё-таки нечто другое: берёза, ель, ольха, ну сосны конечно, но для серьёзного леса редковато... В основном мох, болота, иногда озёра, кустарнички всякие. Ну да ладно, это я к слову.
В общем, закрутился я в трёх берёзах… Уходился, что называется, глаза потерял. Куда идти и что делать? Погулял ещё немного, вида сам себе не подаю, что и почему, но мысли в голове всё-таки прогуливаются, никуда от них не денешься: догулялся, думаю, романтик! Поразил воображение, ну-ну. И куда же теперь прикажете господин следопыт, кожаный мокасин или как там вас? Ах, ёлки зелёные да ведь сейчас уже и вечерняя связь с базой! Радист, м-да… Надо отдать себе должное, не засуетился, по крайней мере через час-полтора выбрался на речку. Вот, говорю себе, диспозиция: с одной стороны – Алдан, с другой – тайга до упора, и небо как водится не видно… Посидел, посидел да только погодка от этого не лучше - потемнело как-то всё быстро: ни солнца, ни луны, ни ветерка – вообще ничего, полный погодный вакуум! Что делать? Догадываюсь, что недалеко ушёл, да и, наверное, по дуге забирал к тому же – километра два-три, ну пять, вряд ли больше, так что... Рассудок хладнокровно так высчитывает: по идее, - сиди себе на месте – найдут, и не такое бывало, главное ночь продержаться и день прокормиться. Но с другой стороны, кто-то другой нашёптывает: ночь, радиста нет, день нет, ночь – вертолёт вызовут, а шуму поднимут!.. Хорош ты будешь опосля, героем всего отряда – две недели как в работе, а уже отличился… Сходил по грибы!
Ну что, что? Посчитал спички, сигареты, всё как полагается. Посидел на брёвнышке, покурил, обдумывая генеральную проблему. На севере оно что, самое гиблое дело - комары, да ещё гнус, мокрец. Да ещё ночевать без энцефалитки нельзя – клещ заест. Долго сидел, думку думал. Решил ночевать. Разложил уже костёр сны на ночь заказываю, вдруг слышу далеко-далеко звоночек, ну думаю не телефон же, вроде как колокольчик или… Или… Не думаю, кажется. Однако напрягся, прислушиваюсь. И точно, где-то вдалеке, опять. Потом опять, и чувствуется, что не близко. А, думаю, была, не была, или сейчас или утром! Прицелился и, бросив всякую ориентацию, напролом пошёл на этот звоночек. Сколько шёл, не скажу точно, но долго шёл! И что вы думаете? Да, наверное, тоже самое, что и я, вижу - корова! Ни дать, ни взять – самая настоящая корова, а на шее у неё колокольчик!
Я её морду милую, как узрел так на радостях обниматься и целоваться полез! О, сколько незабываемого было в этих удивлённых глазах! Хоть что-то родное в этом чужом для меня мире. Так наверное космонавты на Землю возвращаются! Не знаю, что подумала корова, но я мне кажется, теперь на всё был готов, на танки готов был идти с голыми руками. Ах ты, Вергилий мой, думаю, чёрно-белый, выведешь ты меня из этого тундролесья, никуда не денешься. Взял я её ласково, но надёжно за хвост, да прутиком по нужному месту и: «Домой, давай домой!»



Вышли мы на самый край посёлка, но главное на знакомый мне берег Алдана. Часа в два ночи был я уже на станции. А там народ втихомолку начинает уже тревогу поднимать. И порядком они, смотрю, на взводе. Робко извиняюсь, что вот, мол, восемь часов отсутствовал, вечерняя связь пропущена, потому что так мол и так, грибы и вот… ну в общем грибы…
- Да какая-та там к лешему связь, где грибы!
Пошутили. Отыгрались чайком, посмеялись и баиньки. И только наш капитан, усмехаясь в усы, бросил мне, когда уже укладывались спать: «Ну что радист, нагулялся? Ладно, с крещением тебя... То ли ещё будет!»

Кедр

А вот ещё случай. Странный, чудной какой-то. К тому времени я уже женился, но жизнь моя по-прежнему была неразрывно связана с тайгой, её причудами, суровыми и удивительно прекрасными.
Заболел я. Как-то незаметно, по-свойски, всё про себя, да про себя – заболел. Страшная боль в левом боку. И причём чувствую, что не столько больно, сколько именно что-то страшное, серьёзное «не то», будто что-то забралось в меня. А началось так едва заметно… Мы ведь что, особенно никогда не лечились, так, на ходу, травки да припарки, мёд да женьшень – всё чистое, как слеза, природой дадено сами собой ноги из любой хвори выносили, как кошку… А тут разошлось.
Прихватило меня в тайге. Пошли мы тогда, как обычно с друзьями на пару недель в тайгу корневаться. Самая пора женьшеня, а коли хочешь обеспечить семью, пропускать такие вещи нельзя. Да и красиво в тайге, что говорить – дух захватывает! Та, тайга, не сегодняшняя - вся изъезженная, вырубленная, пожжённая… Да, только рукой махнуть, мест-то почти не осталось. А тогда – широко, просторно, сопочки, маленькие речушки вокруг них вьются – э-эх. А если ещё осень! Умереть можно, как же красиво. Если кедрач, то лес чистый, прозрачный, видно далеко; сопки не жёлтые, но светло-красные, немного в медь отливают; листья на ветру то ли вздыхают, то ли вздрагивают, и так тихо-тихо прохладно шуршат, убаюкивают; солнце вскользь поливает всё это сверху мягким, немного вязким, но пахучим, как кедровое масло светом, то тут то там, видно, мелькнёт между сопками пяточка поляны, птица прострекочет… Не, правда, чудно, чудно всё устроено.
Собирали женьшень. Расходились в разные стороны от стоянки, к вечеру встречались. И вот плохо мне, дальше некуда. Два дня крутит, мочи нет. Мужики конечно наблюдают, догадываются, но так напрямую все же не скажут, ждут когда сам чего нарешаю. Оно и понятно, все повязаны, друга не бросишь, но и корнёвка, коли придётся выручать, будет загублена. Женьшеня ещё мало, много ходок ещё впереди. Возвращаюсь с такой ходки и понимаю, что придётся сказать открыто, что больше могу, – надо уходить завтра же, идти километров сорок… ещё раз так прихватит и понесёте, мол, меня обратно на руках. Иду. Середина дня, солнце ярко садит, птицы перекликаются, погода вёдро, а я привал за привалом, всё короче и короче припадаю к земле. М-да. И тут, вспомнил краем, как мужики между собой говорили, что, мол кедрач лечит, помогает, мол, от болезней. Откуда всплыло? (У нас, кстати, кедром часто и кедровую сосну называют, но они разные). Вспомнил, а глаза уже приглядываются.
Громадный и сильный кедр. Прямо передо мной. А у меня уже приступ, схватился за бок, и тут же, прям возле него и упал. Подполз едва-едва, забился в корни. Корневища, как удобное кресло, переплелись, руки, ноги раскидал между ними, да и голова, запрокинулась,- устроился. Думаю передохну. А отчаяние – сил нет. Сижу, головой вжимаюсь в ствол чуть не плачу и разговариваю с ним… Вот, словно нашло что. «Прошу, - говорю, – помоги. От ними от меня это, что мучает меня. Мочи нет, так больше жить, да и не пожил ещё». Долго говорил что-то. А потом как-то забылся. Не заснул, нет, и не задремал, нет – словно бы меня не стало, словно бы я куда-то ушёл. Вижу солнце на ветви медленно опускается, а меня нет…
Очнулся и первое ощущение – зачем я сюда сел? Помню, как-то даже головой помотал, на солнце глянул, часов ни у кого не было, так, на глаз определяли, вижу - уже на закат, но ощущение, что время прошло го-ораздо больше, несколько дней. Забыл про боли – пошёл, темнело всё-таки быстро. Подхожу к лагерю, притормаживаю, а меня что-то мучает, не пойму что. Мужики у костра встречают, переглядываются, мол, как Ионыч, здоровьице, держишься? И тут только вспомнил, что собирался объявить о уходе, вспомнил, как забрался на колени в корни кедрача, вспомнил, что просил… И не смог вспомнить, что я там делал… «Да ничего, - говорю, - ничего. – А сам прислушиваюсь к себе. Отзовётся ли что. - Вроде можно работать». Они переглянулись, мол, зря так крепится мужик, самому же хуже будет, но виду не подали, боялись обидеть, наверное, да и, что говорить – всем надо собрать урожай женьшеня, за этим ведь, так долго сюда и добирались. Но вслух помолчали, перевели разговор.
День проработал, два, далеко уходить стал, как раньше – ничего! И до сих пор… Словно забыл, что что-то было! Как, что, почему? Не знаю. Рассказал, что знаю и что помню. Помню, что очень удивился, как поднялся. Помню странное ощущение – будто прошло очень много времени, словно куда уходил, или даже уезжал, вернулся, а «здесь» всё немного другое. Да, другое. Да и сам я другой.

«Ловись ыбка босяя и маенькая».

Палатку поставили метрах в тридцати от берега. Озеро "Хантайское", даже два смежных, длиннющие, на размах глаз - берегов не видно. Большая поляна, вдалеке реденький лес, и вокруг багульник, багульник…Раздохнули и… давай обустраиваться, не в первый раз, каждый знает, что делать. Иваныч, начальник наш, бусоль - карту в зубы и по окрестностям. Ну, а мы что, мы вдвоём палатку - стандарт. Передние колышки, растяжки на середину, по бокам колья метр двадцать. Багульник вот только… Песни про него романтично петь, а так: под корень выдираем всю ближайшую окрестность, весь ближайший кол времени. Это здесь сейчас хорошо, красиво и запах приятный, а там не до того, голова дуреет, невозможно, да и опять же, противопожарная, так сказать, безопасность - площадку делать надо. Ну ладно, иду дальше. Пошли с Толяной ямки, канавки копать. Иваныч уже здесь и зычным таким голосом направление даёт. Ось икс - там, ось игрек - тут. Начальство оно что: командовать, да ещё больше приказывать, специфика! Всё это в целом - электроразведкой называется. Погрешность четверть градуса. М-да. Ну, я дальше оборудованием занимаюсь, Толяна по хозяйству - посуды на озеро сполоснуть, воды во фляги набрать, дело уже к позднему обеду. Вдруг слышу, кричит Толяна, громко так и сурьёзно. А надо сказать Толяна, бывший "зек", большого риска был человек, если палец прищемит, за здорово живёшь кричать не станет. Рванул туда. Смотрю и Иваныч уже здесь. Однако, кто же кричал? Взбегаю на пригорочек, навстречу Толяна глаза с медные плошки, что у того пса, что-то мычит нечленораздельное и руками так разводит и размахивает, размахивает и разводит. Бледноватый, однако, гляжу, у него видок. Ну ладно, успокоились. Рассказывает: устроился на бережку, сижу никого не трогаю, кастрюльки да сковородочки пополаскиваю, да, мол, изредка, приговариваю, как в детстве: "ловись ыбка босяя и маенькая". Разморился ненароком на солнышке, разомлел, вдруг из воды морда такая, - о, - показал он разведя руки на ширину плеч, вырывается и зубами со всего размаха, прям по моим рукам: "клац"! Ну, мы естественно кидаемся смотреть руки. Руки, я вам скажу, ничего себе, узловатые, кручёная штанга, мне бы такие. Одним словом никаких следов оттяпанных до локтей конечностей, ну всё как бы на месте.
Ну, руки я, конечно, отдёрнуть успел, как бы извиняясь, добавляет он, но морда, я вам скажу… эдак с ведро, ей богу.
Ну, уж если божится, веры ни на грош. Поохали, поохали для приличия и пошли дальше работать. Озеро, однако, я вам скажу, приятности необыкновенной, так и тянет ноги помочить. Поэтому то я не удивился, что Иваныч наш, минуту спустя, зазря, что ли, заядлый рыбак, бросил:
Ну, мужики, вы тут пока покумекайте, что к чему, а я прошвырнусь на озеро, рыбки на закусь принесу. - Видать, он эту рыбку Толяны, как личное оскорбление воспринял, - И закусь, я вам скажу, будет отменная, нутром чую.
Ну, мы что, нутром, так нутром, мы ничего, Иваныч - авторитет. Ставим движки, печку. Ковыряюсь потихоньку, а сам думаю, чем я хуже? Он конечно спец, не мне с ним равняться, да и спиннинг у меня разве только как два месяца с обеих рук кидать метров за тридцать стало получаться, до этого всё больше за штаны. Ну, так ведь надо же когда-то начинать, однако ж! Пойду, думаю, и я половлю рыбку в мутной водичке! Энцефалитка, болотники, спиннинг, ну нож там, само собой разумеется, топорик ещё, туристический, думаю, авось пригодится, ну и всё такое, сопутствующее. Последней каплей стало мычание Толяны:
- Всё ребята, я тут тушёночки, вермишельки - через час просю к столу. Рыба? Да не нужна нам никакая рыба!
- Как не нужна?
- А так не нужна, что у нас продуктов, что ли мало!
Да, не ожидал я такого от Толяны! Ну ладно. Ушёл я метров на пятьсот, вода, в самом деле, мутновата, да и мелковата, ну да нам-то что и море по грудь. Я, как заправский рыбак, спиннинг метать научился, уже говорил - не догонишь, выбрал местечко и за дело. Стою, ловко эдак забрасываю и сматываю, забрасываю и эдак деловито сматываю. Учитесь. Никаких следов рыбы. Полное наличие отсутствия. Смотрю мимо Иваныч пошёл, и так сочувственно покивал, мол: "давай, давай, може хотя карасика стянешь". Ладно, думаю, посмотрим, чья возьмёт. Я при полном параде, даром что без эполетов: со снастями, топором и в болотных сапогах, хотя в огонь, хотя в воду. Ну, последнее, как раз, подходит. Щас я вон туда, подальше в камыш встряну, думаю, так рыба на меня косяками пойдёт, только успевай штабелями на берег определять. Забрался по самое некуд?, по болотники, то есть, и стою. А хорошо: мошкары нет, лёгкий ветерок, солнце на вечер пошло, по воде мириадами золотые блёстки стелются - благодать. М-да... Забросил туда, забросил сюда… Вдруг за ногу, за икру, как дёрнет, будто электричеством каким - я обомлел. И чувствую, холодный ручеёк по спине побежал. А что вы скажете? В километре от меня два человека, ближайшая буровая вышка километрах в двадцати… Что за предсмертные шутки, думаю. Пока я млел, стоя на одной ноге, кто-то, ах этот кто-то, рывком вцепился во вторую! Не знаю, наверное, у меня на лбу глаза запасные зажглись от боли. А сам про себя машинально некролог составляю: "Такой-то и такой-то, погиб при невыясненных обстоятельствах. Вечная ему память…" Герою - это я уже от себя. В городе пропадёшь - не найдут. А здесь? Да просто не заметят… Да, однако! Однако больно! Не на шутку испугался, в секунду, реакция тогда была, дай Бог, выдернул топор из чехла и со всего размаху по воде ка-а-к дам! Брызг, конечно, тучу поднял, да хоть полегче стало, вроде как, что-то сделал! Может быть даже героическое… А мне в ответ, снова, такой удар - с ног ласточкой полетел! Смешно конечно, сейчас, а тогда мысль: что оно, резиной что ли питается? Привалился на одну ногу, но воду рублю: справа, слева, по камышам, по ноге думаю, так по ноге… Вдруг чувствую: попал! Да, нет, не в ногу, а в этого, кого-то! Ещё и ещё. Всё! Замер. Однако, нервно так усмехаюсь, вот и пригодился топорик. Да, а мути то со дна поднялось! Куда что побросал в воду, да ничего уже и не видно. Ну, ладно, не до поисков, а тут ещё не кстати голова закружилась. А ведь как-то надо и выбираться. Постоял-постоял, да приглядел кусты, что так скромно притулились над водой - о, то, что нужно. Уцепился, и ползком, ползком волоку себя на берег. Про спиннинг и не вспомнил даже, где он? Так и выбрался, мокрый, грязный, а на ноге рыбюка висит… Блесну, что называется себе нашла. По размеру.
Пока очухался, спиннинг нашёл, топорик, что где-то в воде посеял, пока местечко это приметил, дрожь унял, разглядел это чудище Лох-Несское. Щучка оказалась! Ах ты, думаю, щучка… Сам то я, наверное, ростом где-то метр семьдесят, ну так вот: голова этой щучки лежала у меня на плече, а хвост, по земле волочился! Фотография есть.
М-да. Так и доковыляли вместе до палатки. Тут смотрю и Толяна успокоился! Как увидел, кто его пальцы за блесну принял, так сразу подошёл и так нежно похлопал её по плечу. Ещё бы, самое страшное - неожиданность… А я что? А я весь из себя! "Как я её сделал! А ведь там и вторая была, - говорю я с сожалением, покачивая головой, - но да ведь сюда торопился!" Но его то не проведёшь! Усмехнулся только, глядя на меня, на рыбачка.
Чуть позже, ровно к обеду, на то оно и начальство, возвращается Иваныч, и так с вызовом ещё издалека: "Ну и что! Что я виноват, что рыбы в озере нет! Жарко, - говорит, - рыба дуреет, да видно совсем д?дури. Нате вам двух карасиков, - говорит он, не глядя на меня, и отвяжитесь от меня". Ну что мы, что мы? А мы в ответ вытаскиваем нашего питомца диких северных вод!.. Чем спрашиваем не рыбка?
Ставили мы потом на этом озере и рогатки и "телевизор". Да, не, не наш телевизор! Сеточка это такая была… Два на два, сороковка, хар-рошая штука. Да утром только дыры в том телевизоре и показывали. Как торпеды, насквозь прошли! Обидно, даже как-то, что не обратили рыбки внимания на наши телепередачи. Потом-то мы уж приспособились, Иваныч сурьёзно знает, как и что делать, но это было потом… Однако, надо признать, что это первый и последний раз, когда я с рыбой был, а Иваныч нет!
А вкуснятина какая была, с пальцами ели! И жареную и пареную, вяленую и варёную. Наловили потом уж столько и разной, что припасов вперёд на месяц заложили. Приелось… Ясное дело, когда на обед рыба, на ужин рыба, на завтрак… да что там говорить. Так-то вот: "Ловись ыбка босяя, да, и маенькая!

Через несколько лет снова пришлось работать мне на этом озере. Так называемая партия номер три. Это речная партия - живут и работают на судах, плавают по этому самому Хантайскому озеру. А озеро, если без шуток, серьёзное: и бури и шторма бывают! И, тем не менее, партия эта считалась курортной, как никак, у каждого отдельная каюта, баня есть, столовая, про рыбу я уж и не говорю, словом всё как у людей. Работы, правда, тоже навалом: в две смены круглые сутки! Под очень большим давлением выпускали под воду струю сжатого воздуха, имитируя подводный взрыв. Вся вода в озере при этом начинала колебаться, вот мы записывали всякие продольные, поперечные, обменные волны на станцию. "Прогресс 3" называется, я по ней ещё в Саратове курсы заканчивал. Ну, так вот, сколько мы тогда рыбы не ловили, а всё же более странной ловли в моей жизни уж не было.